Чистое ангельское пение. Октависты
Что такое чистое пение? Или про какое пение можно сказать, что оно ангельское?
Поначалу кажется, что чистое пение — это когда у певца какой-то особый приятный, прелестный для слуха тембр с какими-то уникальными амплитудно-частоными характеристиками. Например, как у русского советского знаменитого певца тенора Сергея Яковлевича Лемешева.
Но если вспоминать Лемешева, то нужно вспомнить и то, что уникальный тембр его голоса специфически воздействовал на большое количество его фанатичных поклонников и особенно поклонниц — вплоть до оргазма. По свидетельствам тех времён, душевное воздействие тембра голоса Лемешева на определённую часть его поклонников даже изучался советскими психиатрами. («Дочь Лемешева о демонических поклонницах отца.»)
«Ведь в нем было все! Мужская красота, человеческое и сценическое обаяние, вокальное искусство. Но главное, наверное, совершенно сумасшедший тембр голоса. Однажды папа познакомился с главврачом психиатрической клиники, и тот рассказал: "У меня в больнице целое отделение для ваших поклонниц. Они в таком состоянии, что их уже просто нельзя не госпитализировать. А знаете, в чем дело? Мы провели исследование и выяснили, что тембр вашего голоса воздействует на женщин эротически"».
Другими словами, род лукавый и прелюбодейный ищет ангельское пение в особом тембре голоса. Ангелы же ищут в пении какую-то совсем другую чистоту — не тембральную, как, например, пение разных Фаринелли-кастратов.
Настоящее чистое пение можно свести к двум основным принципам.
Во-первых, и самое главное, чистое пение — это пение, очищенное от разного рода певческих ухищрений, трюков, спецэффектов, которыми, например, так любят злоупотреблять певцы, называемые эстрадные. Про такое вот прямое простое акустическое пение без ухищрений и трюков можно узнать, например, из мастер-класса замечательного русского баса Александра Филипповича Ведерникова.
Само собой в идеале чистое пение предполагает также и полный профессиональный арсенал владения всеми музыкальными выразительными средствами, начиная с ритма и заканчивая ладовой интонацией.
Во-вторых, чистое пение — это точная драматическая и логическая интонация. Потому что пение — это всегда слово, слова, текст — то есть логос. Пение это всегда какой-то логический, драматический и духовный смысл.
Эти два пункта чистого пения составляют принципы классического вокала, который, как правило, встречается в классической опере. Хотя классическое чистое пение можно встретить и на эстраде (например, советской), и в народных песнях.
Как видите, исходя из этих принципов, настоящее ангельское чистое пение не предполагает какого-то особого «чистого» тембра или регистра голоса.
Потому что тембр — это то, что от природы, то, что изменить трудно, над чем вы работать не можете, разве что не применяя хирургические операции или — хитрые певческие трюки и спецэффекты с микрофоном. А вот над голосом, интонацией, и внутренним содержанием-логосом вы работать можете.
Кстати, не смотря на явный демонизм многих его поклонниц, сам С.Я. Лемешев был представителем именно второго по настоящему ангельского типа чистоты.
«Выйдет на сцену человек, и думаешь: ах, какой чудный голос! Но вот он спел два-три романса, и становится скучно! Почему? Да потому, что нет в нем внутреннего света, сам человек неинтересен, неталантлив, а только бог вложил ему голос. А бывает наоборот: голос у артиста вроде бы и посредственный, но вот он что-то такое произнес по-особому, по-своему, и знакомый романс вдруг засверкал, заискрился новыми интонациями. Такого певца слушаешь с удовольствием, потому что ему есть что сказать. Это главное». Ссылка
Мало того, ангельское пение нужно искать не в верхних детских, женских, кастратных, а в нижних мужских голосах с их простыми и грубыми тембрами. Именно нижние мужские голоса в силу естественной простоты и чистоты от всякого рода певческих спецэффектов и мелодраматизма лучше всего раскрывают логос в пении, не затемняют певческой прелестью и душевностью логос песни.
Самые нижние мужские голоса называются бас-профундо — глубокий бас. В русской традиции нижние мужские голоса называются октавистами, потому их пение на октаву ниже обычного баса.
В силу наибольшей ангельской настоящей чистоты октависты наиболее востребованы в пении духовном, — православном христианском литургическом пении. Пение октавистов не только не замутнено различными удалыми певческими спецэффектами. При этом голос октависта хорошо долетает до каждого слушателя в силу особенностей распространения низких частот.
Представить православные духовные песнопения без строгих низких мужских голосов октавистов не получается, да и не хочется. Особенно сейчас, когда на дворе Великий Пост.
Известные октависты и басы-профундо: Павел Михалик, Михаил Златопольский, Константин Розов, Александр Орт, Юрий Вишняков, Владимир Пасюков, Михаил Круглов, Владимир Миллер, Глеб Шандровский.
Примеры
♫ Юрий Вишняков, Виктор Крбченков, Борис Чепиков - «Не отвержи мене во время старости»
♫ Хор донских казаков С.А.Жарова - Эктения»
♫ Бас-профундо Юрий Вишняков - «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко»
♫ Джон Сутко - «Сказание о двенадцати разбойниках»
С другой стороны в светской музыке, в тех же операх и даже западных протестантских духовных песнях востребованность в басах профундо невысокая. Поэтому октавистов в музыкальных учебных заведениях специально не готовят. И это так же даёт повод для некоторых западных специалистов вроде американца тенора Ричарда Милера говорить об певцах-октавистах как о частной редкой практике обычных басов, а не о как полноценном голосе. (См. «Securing Baritone, Bass-Baritone, and Bass Voices»).
«Strohbass encourages momentary pharyngeal spreading. In traditional Russian liturgical and concert choirs of the recent past, a few males special- ized in the Strohbass. They sang only the lowest pitches; the rest of the voice suffered from the practice. Reliance on Strohbass throughout the singing voice would be disastrous practice. However, an occasional use of Strohbass is not detrimental. A rare low note in Strohbass makes achievable literature that might otherwise be closed off to a singer.»
Что, конечно, в американском духовно-культурном контексте понятно и извинительно. Не говоря уже о том, что у Миллера можно предполагать и естественное подсознательное чувстве зависти каждого тенора к естественной чистоте пения октавистов.