«Тихий Дон» и «Рамаяна»
Ниже рассмотрим сходство романа «Тихий Дон» Михаила Шолохова с древнеиндийским эпосом «Рамаяна». Это сходство практически опровергает популярную гипотезу Зеев Бар-Селла об авторстве романа «Тихий Дон».
Зеев Бар-Селла против Михаила Шолохова
Существует три автора, с чьими именами связаны великие литературные произведения, но чьё авторство среди прогрессивных литературоведов принято считать ненастоящим. Это Гомер, Шекспир и Шолохов.
Основная претензия ко всем троим авторам банальна — так сказать, «мордой не вышли». Гомер — какой-то слепой инвалид, Шекспир — какой-то безумный ростовщик, а Шолохов какой-то плотник из Галилеи мужик из деревни, что с точки зрения прогрессивных литературоведов не согласуется с величием их произведений.
В отношении Михаила Шолохова наиболее ярко это неприятие выразил литературовед Зеев Бар-Селла (в миру Владимир Назаров). Он автор популярного у журналистов литературного триллера, будто «Тихий Дон», «Поднятая целина» и другие шолоховские книги были написаны не самим Шолоховым, а другими писателями под дулом револьвера, томившихся в «застенках НКВД». Например, «Тихий Дон» написан, по мнению Бар-Селла, в застенках НКВД донским литератором-журналистом и дворянином Вениамином Краснушкиным. А Шолохов был только титульным автором своих книг.
Но интересна не столько конкретная фамилия Краснушкина, сколько абстрактный образ автора, который, по мнению Бар-Селла, только и мог написать «Тихий Дон!». Это должен был быть образованный дворянин, имеющий большой стаж писательской работы, принадлежащий к литературному поколению акмеистов и постсимволистов, последователь Тургенева и Бунина, немолодой с большим опытом жизни на Дону, очевидец Первой мировой войны, белогвардеец, любитель генерала Краснова. Естественно, Краснушкин кое-как на этот образ подходит, а вот Шолохов — никак нет.
Как бы ни был для многих мил сердцу этот абстрактный образ писателя дворянина, придуманный Бар-Села, действительный общий психологический портрет автора «Тихого Дона» совсем другой.
Казацкая «Рамаяна»
Уже самый первый абзац «Тихого Дона» — ключ к пониманию романа. Дом в первом абзаце, на который накладывается роза ветров — это архетип, символ, религиозный образ, икона начала начал, начала вселенной, начала всего.
Уже этот первый абзац романа свидетельствует о сакральном, патриархальном типе сознания у автора романа. То есть автор «Тихого Дона» являет ум, свойственный именно крестьянской, деревенской натуре, в который укоренены, как дубовые корневища древние, народные, даже первобытные архетипы и архитипажи.
Никто не пробовал, например, сравнить древнеиндийский религиозный эпос «Рамаяна» и эпос «Тихий Дон»? А давайте попробуем!
В восьми частях «Тихого Дона» основные фигуры — это главный герой романа Григорий Мелехов и его любимая жена Аксинья, любовь которой он завоёвывает в соперничестве с другим казаком. Григорий изгоняется из отцовского дома из-за конфликта с одной из жён. Аксинья тоже отправляется с ним в изгнание. На неё посягает дворянин Евгений Листницкий. В романе любовь Григория и Аксиньи завершается трагически.
В семи частях «Рамаяны» основные фигуры — это царевич Рама и его любимая жена Сати, любовь которой он завоёвывает в соперничестве. Рама изгоняется из отцовского дома из-за конфликта с одной из жён. Сати тоже отправляется за ним в изгнание. На неё посягает царь Равана. В эпосе любовь Рамы и Сати завершается трагически.
«Рамаяна» и «Тихий Дон» — это один и тот же древний сакральный, религиозный, сюжет архетип. Этот сюжет общий для всех народов и, как корень уходит в толщу народного сознания. Какой тут акмеизм и постсимволизм? Совершенно невозможно представлять автора «Тихого Дона» как последователя Тургенева, Бунина, Чехова с их характерным рационализмом и бытописательностью. Как трудно представить автора «Тихого Дона» вообще представителем дворян того времени, образованность которых выполола из их сознания все эти сакральные корни древних народных архетипов, оставив место только для рационализма. Знаком, образом этой потери сакральности явился факт ареста генералом Корниловым царицы с детьми во время буржуазной февральской революции 1917 года.
Поэтому если и соглашаться с литературным триллером Бар-Селла, будто «Тихий Дон» написал в застенках НКВД какой-то другой писатель, а не Шолохов, то следует признать, что чекистам как-то удалось в то время выкрасть Рамбиндраната Тагора из Индии.
Не бытописатель
Автор «Тихого Дона» отнюдь не бытописатель, не журналист быта, который с фотографической, исследовательской точностью и дотошностью пытается отобразить детали окружающей жизни. Для чего, естественно, и нужен длительный опыт наблюдений.
«Тихи Дон» — поэма, а не бытописательный роман. Вот как «Евгений Онегин» — это роман в стихах, так и «Тихий Дон» — поэма в прозе.
Равно как «Тихий Дон» не является и военно-кореспондентской литературой, целью которой является точность и подробность деталей тех или иных военных событий. В романе представлен художественный образ войны, а не точная её хронология.
Для примера, следует заметить, что в этот образ Первой мировой войны в романе входит не так уж много батальных сцен — по сути одна сцена. Эта сцена захлебнувшейся атаки русской армии во второй книге «Тихого Дона». Все другие части мозаики этого художественного образа Первой мировой войны собраны из других деталей.
Поэтому автору совсем не обязательно было быть непосредственным свидетелем, очевидцем Первой мировой войны. Для создания её художественного образа вполне достаточно было источников, имеющихся в публичном достоянии, а также воспоминаний других людей. Художественный образ войны не требует дотошности, характерной для военкоровской литературы.
Молодой и ранний
Из вышесказанного следует также, что автору «Тихого Дона» совсем не нужно было быть престарелым старцем с богатым жизненным опытом.
Мало того, «Тихий Дон» мог написать, или хотя бы начать, только молодой двадцатилетний автор. Хотя бы потому, что все основные герои романа тоже являются с начала романа как молодые люди. Для сравнения, роман «Евгений Онегин» с главными героями Евгением, Татьяной, Ленским, Ольгой тоже должен быть начат Пушкиным где-то в двадцатилетнем возрасте, не позже. В тридцать лет Пушкин «Онегина» уже вряд ли бы стал начинать.
Не только в литературе, но и вообще в жизни есть вещи, которые человек может сделать, или хотя бы начать делать только в двадцать лет. Уже в тридцать будет поздно. Эпос «Тихий Дон» из таких вещей.
О молодости автора «Тихого Дона» свидетельствует и особая, свойственная молодым литераторам бесшабашность, с которыми написаны первые части романа. Чувствуется, что автор совсем не отягощён статусом маститого писателя, не особо озабочен правками романа, черновиками. Не удивительно, что первые части романа были написаны быстро, как на духу, со всеми присущими такому духу ошибками, принимаемыми некоторыми за ошибки компиляции чужих рукописей.
Зрелые писатели пишут уже более осторожно, выверяя каждое слово, абзац, бережно сохраняя каждый свой клочок черновика. Потому что на своей шкуре уже знают придирчивость критики и злобный норов акул-литературоведов. Автор «Тихого Дона» пишет так, будто его молодая писательская шкура ещё не испытала на себе зубов прогрессивной литературной общественности.
Вывод
Таким образом, автор романа «Тихий Дон», если говорить о нём абстрактно, был, по крайней мере на момент начала романа, молодым писателем, мало или совсем неизвестным литературной публике, который не нёс на своих плечах, согнувшись, бремя старческой мудрости, и который ещё не утратил сакрального, можно даже сказать первобытного чувства жизни среди господствующего в то время в русской литературе рационализма.
Собственно говоря, и литературный триллер, который создал Зеев Бар-Селла — это тоже продукт современого рационализма духа. Когда литература воспринимается только как функция, присущая только социальному классу образованных интеллектуалов. И постоянные попытки пересмотреть авторство этого романа суть попытки приватизировать «Тихий Дон» этим социальным классом образованных интеллектуалов.